Огонь между небом и землей - Страница 69

К оглавлению

— Ой. Я не пою ее партию. Мне нравится часть, где Эминем читает рэп.

— Что? — прошипел я, приближаясь к ней. — Я не буду петь партию Рианны.

— Почему нет?

— Потому что я не баба.

— Но у тебя такой красивый высокий голос, Ло. Я думаю, из тебя получится замечательная Рианна, — издевалась она.

— Я последний раз нажимаю повтор, ребята. Сейчас или никогда, — сказал ди-джей.

— Я не стану этого делать, Хай, — сказал я, пока мы стояли нос к носу и сопели.

— О, ты справишься с этим.

— Нет.

— Да.

Я покачал головой.

— Нет.

Она кивнула.

— Да.

— Алисса.

— Логан.

— Хай.

— Ло.

Заиграло вступление, а я продолжал качать головой, показывая ей, что не собираюсь этого делать. Но когда началась партия Рианны, я поднял микрофон к своим губам и начал исполнять песню от лица женщины — адски высоким голосом.

Алисса прикрыла рот, чтобы не рассмеяться. Я бросил на нее уничтожающий взгляд и, повернувшись лицом к зрителям, попытался максимально перевоплотиться в женщину. Думаю, у меня отлично получилось. И, думаю, именно я сделаю наше выступление волшебным.

Но потом кое-что произошло.

Началась партия Эминема, и Алисса перевоплотилась настолько, что подобного раньше я никогда не видел. Она стянула с ди-джея бейсболку, одела ее козырьком назад и начала расхаживать по сцене взад-вперед, вовлекая зрителей в свое выступление, побуждая их размахивать руками в такт рэпу.

Алисса Мари Уолтерс превратилась в рэпера Эминема. И это было настолько потрясающе. Она вложила туда все: жесты, мимику, она выкладывалась по полной. В тот момент она была такой безбашенной и прекрасной. Свободной.

Когда начался припев, она посмотрела на меня, и я снова запел ужасным высоким голосом. Потом она снова читала рэп, чеканя каждое слово.

Когда дело дошло до последнего куплета — самого сложного — который ей предстояло читать, она сделала глубокий вдох, зажмурилась и, прежде чем начать, пожевала губами воротник рубашки.

Она кивнула. Я кивнул. Она выпустила изо рта воротник и начала читать последний куплет непосредственно мне.

И это было чертовски сексуально.

Ее тело раскачивалось взад-вперед, она растворилась в словах, а слова наполнились ею, и как только она закончила и опустила микрофон, толпа словно с цепи сорвалась, а я пел последний припев Рианны только для нее.

Закончив петь, мы не могли сдержать смех и крепко обнялись, а люди в зале аплодировали нам, уговаривая выступить на бис.

Мы исполнили еще пять песен, после чего удалились в кабинку в дальней части бара, чтобы отпраздновать все это несколькими напитками. Мы пробыли там большую часть ночи, болтая обо всем подряд и смеясь так много, как не удавалось уже долгое время. Какое-то время все ощущалось, как раньше. Ее смех был моим дыханием. Ее улыбка была биением моего сердца. Я наблюдал, как двигаются ее губы, пока она рассказывала какую-то длинную историю. Честно говоря, я не слушал. Я перестал слушать давно, потому что мои мысли были о чем-то другом.

Я хотел сказать о моих чувствах к ней. Снова. Хотел сказать, что опять влюбился в нее. Хотел сказать, как я по-прежнему люблю ее дикие волосы, по-прежнему люблю ее рот, всегда болтающий о том, о сем.

Я хотел…

— Логан, — прошептала она, застыв.

Мои руки каким-то образом оказались на ее пояснице, и я придвинул ее ближе ко мне. Мои губы находились в миллиметрах от ее рта. Ее тяжелые выдохи смешивались с моими глубокими вдохами, пока оба наших тела дрожали, прижатые друг к другу.

— Что ты делаешь?

Что я делаю? Почему наши губы так близко? Почему наши тела прижимаются друг к другу? Почему я не могу отвести свой взгляд? Почему я снова влюбился в своего лучшего друга?

— Правда или ложь? — спросил я.

— Ложь.

— Я не впал в зависимость от твоей улыбки. Твои глаза не заставляют мое сердце биться быстрее. Озноб не пробегает по моей спине от звука твоего смеха. Твой персиковый шампунь не сводит меня с ума. И, когда ты жуешь воротник своей рубашки, я не влюбляюсь в тебя еще сильнее. Потому что нет. Я не люблю тебя.

Ее дыхание стало тяжелее.

— А правда?

— Правда в том, что я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь во всех возможных смыслах этого слова, и даже больше. Я не могу перестать думать о тебе, Хай. Хочу не сбегать от реальности, а принять ее. Ты мое сердце. Ты моя душа. Я хочу тебя. Всю тебя. И сейчас больше всего на свете я хочу поцеловать тебя.

— Ло… — ее голос дрожал. — Ты по-прежнему первый человек, о котором я думаю, едва проснусь. Все еще тот, о ком я скучаю, когда мы не рядом. Ты по-прежнему единственное из того, что я считаю для себя правильным. И, искренности ради, скажу: я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Хочу, чтобы ты целовал меня всю жизнь.

Я сплел наши пальцы.

— Нервничаешь? — спросил я.

— Нервничаю, — ответила она.

Я пожал плечом.

Она пожала плечом.

Я улыбнулся.

Она улыбнулась.

Я приоткрыл губы.

Она приоткрыла губы.

Я наклонился.

Она наклонилась.

И мне вспомнился тот день, когда мой мир вспыхнул огнем.

Мы долго целовались в этой кабинке, вспоминая все ошибки прошлого и прощая друг другу ошибки будущего.

Это было прекрасно. Это было правильно. Это было нашим.

Но, естественно, за каждым взлетом следует падение.

Телефон Алиссы зазвонил, и мы отстранились друг от друга. Когда она ответила, я понял — что-то не так.

— В чем дело, Эрика?