Огонь между небом и землей - Страница 51

К оглавлению

Она подъехала к ресторану и припарковала машину. А потом повернулась ко мне и резким тоном сказала:

— А ты — точная копия своей!

Глава 24

Логан

— Я не похож на свою мать! — с шипением прошептал я, догоняя Эрику в ресторане Джейкоба.

— Я видела тебя! — также прошипела она шепотом, сильно толкая меня в грудь. — Я видела тебя, Логан!

— Ты думаешь, что видела нечто, но это не так. Я не собирался.

— Не ври мне, ты, придурок! Как ты мог?! Ты же обещал! Ты обещал!

Прежде чем я успел ответить, подошел Келлан.

— Ребята, почему вы так долго? — спросил он.

Хмурое выражение, приклеенное к лицу Эрики, быстро исчезло, когда она увидела беспокойство в глазах своего жениха.

— Я просто должна была сделать по пути остановку, — сказала она, целуя его в щеку. — Но мы здесь! И я не могу дождаться того, чтобы увидеть твое выступление.

Все еще встревоженный взгляд Келлана переместился на меня. Я слегка пожал плечами, не в состоянии когда-то по-настоящему соврать своему брату. Его брови понимающе опустились. Он кивнул в сторону входной двери.

— Не хочешь пойти подышать со мной воздухом, Ло? Мое выступление не раньше, чем через пятнадцать минут.

— Да, конечно, — ответил я, засовывая в карманы джинсов руки, все еще сжатые в кулаки из-за того, что минуту назад мне сказала в машине Эрика. Хотя, в действительности, я не мог на нее злиться. Личность, которой я был до отъезда отсюда много лет тому назад — это единственный человек, каким она меня знала. В ее глазах я был мудаком-наркоманом, изгадившим собственную жизнь и разбившим сердце ее сестры, потому что ни разу не перезвонил ей. В ее глазах я был придурком, который чуть не убил Келлана и Алиссу той ночью, когда, будучи под кайфом, схватился за руль. Я был человеком, по вине которого Алисса потеряла нашего ребенка. В глазах Эрики я был обузой для Алиссы и Келлана, которые заслуживают того, чтобы сбросить с себя это. В ее глазах я — это был тот я, которым я очень старался никогда не стать снова.

Мы с Келланом вышли на улицу, и холод осенней ночи мгновенно ударил нам в лицо. Он прислонился спиной к кирпичной стене бара, уперев левую ногу в камни, закрыв глаза и подняв голову к небу. Я полез в карман за сигаретой, но остановился.

Дерьмо.

Не курить.

Я прислонился к стене рядом с ним.

— Как ты держишься? — спросил я, доставая зажигалку и начиная щелкать ей туда-сюда.

— Честно?

— Да.

Он открыл глаза, и я увидел, как он борется со слезами.

— Я упражнялся на гитаре, и моя рука начала дрожать. На днях такое тоже было. Мои руки не перестают трястись. Думаю, это все в моей голове, потому что я боюсь химиотерапии. Я много читал в интернете про химию мозга. Это когда человек как бы теряет некоторые когнитивные функции. Так что, возможно, я даже не смогу больше играть на гитаре. Или писать тексты. Я имею в виду… — он прикусил нижнюю губу и глубоко вздохнул. Мой крепкий, всегда сильный брат медленно ломался. И я ничего не мог с этим поделать.

— Я имею в виду… музыка… это я. Это моя жизнь. Я провел так много времени, убегая от нее. А теперь, если я не смогу играть на гитаре…

— Я буду играть для тебя, — сказал я, именно это и подразумевая.

Он заржал.

— В твоем теле нет ни одной музыкальной косточки, Логан.

— Я могу научиться. И, черт, помнишь, как ты научился готовить, когда мой отец сломал мне руку?

— В тот единственный год, когда я сделал индейку на День Благодарения?

Я усмехнулся.

— И ты кричал: «Кто знал, что проклятую индейку нужно было размораживать больше четырех часов?», когда пытался ее разрезать.

— Но серьезно? Кто это знал?

— Хм, каждый, у кого есть мозги? Хотя, отдавая тебе должное, я никогда не видел индейку, полностью сгоревшую снаружи и абсолютно сырую внутри. Для этого нужен талант. Что мама сказала об этом? — спросил я, вызывая в мыслях несколько приятных совместных воспоминаний.

Мы сказали хором:

— Что это за херня? Если вы хотели моей смерти, то лучше бы воспользовались ножом. Это было бы менее болезненно, чем эта чертова индейка!

В этот раз мы с Келланом оба рассмеялись. Это было не так уж смешно, но мы хохотали от души, смеясь так сильно, что у обоих разболелись ребра. От воспоминаний слезы текли по нашим лицам.

Когда смех прекратился, пространство заполнилось холодной тишиной, но, по крайней мере, это молчание не было одиноким — со мной был мой брат.

— Как она сегодня? — спросил Келлан про маму.

— Это не твоя забота, Кел. Серьезно. Я вернулся, так что теперь она на моих руках. У тебя достаточно своих забот. Теперь моя очередь помогать.

Он склонил голову в мою сторону.

— Да, но что насчет тебя? Как ты держишься?

Я вздохнул.

Я не мог сказать ему, как близок был к тому, чтобы сорваться. Я не мог сказать, насколько разбилось мое сердце при виде мамы в таком состоянии. Я не мог сдаться, когда он нуждался во мне больше всего. Я должен быть сильным для него, потому что его жизнь была жизнью человека, который спас меня. Я не был героем и не был спасителем, но я был его братом и искренне надеялся, что этого будет достаточно.

— Со мной все хорошо, Келлан, — сказал я.

Он не поверил.

— Все хорошо, честно.

Келлан знал, что это была ложь, но не стал уличать меня в ней.

— Я действительно беспокоюсь за маму. И не знаю, как ей помочь… И если я уйду… — он сделал паузу, его внутренние демоны и страхи случайно проскользнули между его губами.