— Как долго мы еще пробудем здесь? — спросил я Эрику, пока мы стояли у витрины с непомерно дорогими тарелками. Мы простояли там не меньше двадцати минут, пока она обдумывала, какой новый набор тарелок купить, ибо поняла, что расколотила в доме практически весь китайский фарфор.
— Будь любезен замолчать, — приказала она, скрестив руки и прищурив глаза. Ее рассудок, очевидно, еще не пришел в норму. — На это нужно время.
— Совсем нет, — я указал в сторону сервизов. — Смотри. Тарелки. Ой, смотри, еще тарелки! Ну и ну, а что же у нас здесь, Эрика? Почему-то мне кажется, что тарелки.
— Почему ты всегда должен быть таким невыносимым? Я действительно надеялась, что за эти пять лет ты немного повзрослел.
— Прости, что разочаровал. Но если серьезно, может, мы уже пойдем?
Она раздраженно взглянула на меня.
— Так или иначе, почему ты так торопишься увидеть свою мать? Ты отсутствовал пять лет, свалив все на плечи Келлана. Он должен был находиться там, когда она лишалась рассудка, а ты даже не находил времени проведать ее. Ты никогда ей не звонил, и вообще… Так почему сейчас?
— Потому что у моего брата рак, моя мать — наркоманка, и я чувствую себя дерьмовым сыном и братом за то, что уехал и не возвращался. Ты это хотела услышать, Эрика? Я понимаю — это я все изгадил. Но если бы ты могла искренне на пару секунд перестать тыкать этим мне в лицо, это было бы действительно чертовски здорово.
Она разок фыркнула, раскачиваясь взад-вперед на своих каблуках. Ее взгляд переместился с меня к тарелкам перед нами, и мы снова вернулись к молчанию.
Пять минут. Десять минут. Пятнадцать гребаных минут.
— Этот, — кивнула она, указывая перед собой. — Я беру этот. Логан, возьми два набора, — и, развернувшись на каблуках, она отправилась в сторону кассы, оставив меня в изумлении.
— Зачем мне брать два комплекта? — крикнул я.
Она не удосужилась ответить, а просто прибавила шаг. Жонглируя двумя наборами тарелок в руках, я, шатаясь, прошел через весь магазин и поставил коробки перед кассиром. Эрика и я сохраняли молчание, пока кассир озвучивал нам итоговую цену тарелок.
— Сто восемь долларов и двадцать три цента.
— Ты издеваешься? — выдавил я. — Хочешь заплатить больше ста баксов за тарелки?
— Не твое дело, на что я трачу свои деньги.
— Да. Но перестань, Эрика. Ты легко можешь покупать дешевые тарелки в магазине, где все за доллар, зная, что вероятнее всего, ты завтра снова их разобьешь.
— Я не спрашиваю, куда Келлан тратит свои деньги. Или, скажем, кому он их отсылает. Так что я бы предпочла, чтобы ты не интересовался моими расходами.
— Ты знала, что Келлан давал мне деньги?
— Конечно знала, Логан. Дело в том, что из Келлана плохой лжец. Меня не волнует, что он давал тебе деньги, но… — она вздохнула, и ее взгляд, обратившийся ко мне, смягчился. Впервые с тех пор, как я вернулся, она выглядела так, словно сдалась. — Не подведи его, Логан. Он устал. Он уже не тот, что раньше. Он обессилел. Твое возвращение сюда сделало его счастливым. То, что ты сейчас здесь, хорошо для него. Просто будь умницей, ладно? Пожалуйста. Пожалуйста, не подведи его.
— Я клянусь, что не принимаю наркотиков, Эрика. Это не просто какая-то херня, лишь бы сказать. Я действительно чист.
Мы взяли по коробке и пошли к машине. Поставили все в багажник, сели в автомобиль и поехали в сторону маминого дома.
Она кивнула.
— Я верю тебе. Но мы собираемся проведать твою маму, и я знаю, как сильно она тебя провоцировала.
— Я уже не тот ребенок, каким был.
— Да, я услышала тебя. Но поверь мне. Твоя мать осталась такой же. Иногда я думаю, что люди, и правда, не меняются.
— Они меняются, — сказал я. — Если дать им шанс, они могут измениться.
Она с трудом сглотнула.
— Надеюсь, ты прав.
Мы добрались до маминого дома, и я спросил Эрику, зайдет ли она. Но она, оглядевшись вокруг, отказалась.
— Я останусь здесь.
— Внутри будет безопаснее.
— Нет. Все нормально. Я не очень хорошо переношу зрелище… такого образа жизни.
Я не осуждал ее.
— Я скоро спущусь.
Мой взгляд метнулся вдоль темных улиц, и я увидел несколько человек, тусующихся на углу, — точно так же, как и в моем детстве. Возможно, Эрика немного права. Возможно, некоторые люди, вещи и места никогда не изменятся. Но я должен верить, что некоторым это удалось. А иначе, что именно я сделал с собой?
— Просто не торчи там целую вечность, ладно? Концерт Келлана начинается через сорок пять минут, — сказала Эрика.
— Значит, это не мы потратили два часа, разглядывая тарелки, а?
Она показала мне средний палец. Уверен, в знак симпатии.
— Я быстро. С тобой здесь все будет в порядке?
— Со мной все хорошо. Просто поторопись.
— Эй, Эрика? — сказал я, вылезая из машины.
— Да?
Я еще раз оглядел людей на углу улицы, смотрящих в нашу сторону.
— Заблокируй двери.
***
Я не знал, на что шел. Знал, что будет плохо, но, полагаю, не знал, насколько плоха мама. Келлан всегда быстро заканчивал разговоры об этом, утверждая, что я должен заботиться о собственном благополучии, а не о мамином. Настало время для него последовать собственному совету. Но это означало, что кто-то должен ходить и проверять ее, и делать это придется мне. Я не мог подвести Келлана, когда он больше всего во мне нуждался.
Входная дверь была не заперта, и это меня изрядно встревожило — внутренности стянуло узлом. В квартире был полный разгром. Повсюду валялись пивные банки, бутылки из-под водки, пустые упаковки от таблеток и грязная одежда.